Неточные совпадения
— Пойду теперь независимо от всех собирать грибы, а то мои приобретения незаметны, — сказал он и пошел один с опушки леса, где они
ходили по шелковистой низкой траве между редкими старыми березами,
в середину леса, где между белыми березовыми стволами серели стволы осины и темнели
кусты орешника.
Они поют, и, с небреженьем
Внимая звонкий голос их,
Ждала Татьяна с нетерпеньем,
Чтоб трепет сердца
в ней затих,
Чтобы
прошло ланит пыланье.
Но
в персях то же трепетанье,
И не
проходит жар ланит,
Но ярче, ярче лишь горит…
Так бедный мотылек и блещет,
И бьется радужным крылом,
Плененный школьным шалуном;
Так зайчик
в озими трепещет,
Увидя вдруг издалека
В кусты припадшего стрелка.
Он пошел домой; но, дойдя уже до Петровского острова, остановился
в полном изнеможении,
сошел с дороги, вошел
в кусты, пал на траву и
в ту же минуту заснул.
Сонный и сердитый,
ходил на кривых ногах Дронов, спотыкался, позевывал, плевал; был он
в полосатых тиковых подштанниках и темной рубахе, фигура его исчезала на фоне
кустов, а голова плавала
в воздухе, точно пузырь.
После каждого выстрела он прислушивался несколько минут, потом шел по тропинке, приглядываясь к
кустам, по-видимому ожидая Веру. И когда ожидания его не сбывались, он возвращался
в беседку и начинал
ходить под «чертову музыку», опять бросался на скамью, впуская пальцы
в волосы, или ложился на одну из скамей, кладя по-американски ноги на стол.
И старческое бессилие пропадало, она шла опять.
Проходила до вечера, просидела ночь у себя
в кресле, томясь страшной дремотой с бредом и стоном, потом просыпалась, жалея, что проснулась, встала с зарей и шла опять с обрыва, к беседке, долго сидела там на развалившемся пороге, положив голову на голые доски пола, потом уходила
в поля, терялась среди
кустов у Приволжья.
Опять блеснула молния и раздался продолжительный раскат грома. Бабушка
в испуге спряталась, а Райский
сошел с обрыва и пошел между
кустов едва заметной извилистой тропинкой.
Было тихо,
кусты и деревья едва шевелились, с них капал дождь. Райский обошел раза три сад и
прошел через огород, чтоб посмотреть, что делается
в поле и на Волге.
Она, закрытая совсем
кустами, сидела на берегу, с обнаженными ногами, опустив их
в воду, распустив волосы, и, как русалка, мочила их, нагнувшись с берега. Райский
прошел дальше, обогнул утес: там, стоя по горло
в воде, купался m-r Шарль.
Нас предупреждали, чтоб мы не
ходили в полдень близ
кустов: около этого времени выползают змеи греться на солнце, но мы не слушали, шевелили палками
в кустах, смело прокладывая себе сквозь них дорогу.
Наконец начало светать. Воздух наполнился неясными сумеречными тенями, звезды стали гаснуть, точно они уходили куда-то
в глубь неба. Еще немного времени — и кроваво-красная заря показалась на востоке. Ветер стал быстро стихать, а мороз — усиливаться. Тогда Дерсу и Китенбу пошли к
кустам. По следам они установили, что мимо нас
прошло девять кабанов и что тигр был большой и старый. Он долго
ходил около бивака и тогда только напал на собак, когда костер совсем угас.
Он поднял ружье и стал целиться, но
в это время тигр перестал реветь и шагом пошел на увал
в кусты. Надо было воздержаться от выстрела, но Дерсу не сделал этого.
В тот момент, когда тигр был уже на вершине увала, Дерсу спустил курок. Тигр бросился
в заросли. После этого Дерсу продолжал свой путь. Дня через четыре ему случилось возвращаться той же дорогой.
Проходя около увала, он увидел на дереве трех ворон, из которых одна чистила нос о ветку.
Я добрался наконец до угла леса, но там не было никакой дороги: какие-то некошеные, низкие
кусты широко расстилались передо мною, а за ними далёко-далёко виднелось пустынное поле. Я опять остановился. «Что за притча?.. Да где же я?» Я стал припоминать, как и куда
ходил в течение дня… «Э! да это Парахинские
кусты! — воскликнул я наконец, — точно! вон это, должно быть, Синдеевская роща… Да как же это я сюда зашел? Так далеко?.. Странно! Теперь опять нужно вправо взять».
—
Хожу я и
в Курск и подале
хожу, как случится.
В болотах ночую да
в залесьях,
в поле ночую один, во глуши: тут кулички рассвистятся, тут зайцы кричат, тут селезни стрекочут… По вечеркам замечаю, по утренничкам выслушиваю, по зарям обсыпаю сеткой
кусты… Иной соловушко так жалостно поет, сладко… жалостно даже.
Быстрыми шагами
прошел я длинную «площадь»
кустов, взобрался на холм и, вместо ожиданной знакомой равнины с дубовым леском направо и низенькой белой церковью
в отдалении, увидал совершенно другие, мне неизвестные места.
Следующий день — 7 августа. Как только взошло солнце, туман начал рассеиваться, и через какие-нибудь полчаса на небе не было ни одного облачка. Роса перед рассветом обильно смочила траву,
кусты и деревья. Дерсу не было на биваке. Он
ходил на охоту, но неудачно, и возвратился обратно как раз ко времени выступления. Мы сейчас же тронулись
в путь.
В другом месте рыбой лакомились 2 кабана. Они отъедали у рыб только хвосты.
Пройдя еще немного, я увидел лисицу. Она выскочила из зарослей, схватила одну из рыбин, но из предосторожности не стала ее есть на месте, потащила
в кусты.
Прошло 2–3 минуты, и вдруг
в кустах вспыхнул один огонек, за ним другой, десятый, и еще через полминуты
в воздухе опять закружились тысячами светящиеся эльфы.
Молодые берендеи водят круги; один круг ближе к зрителям, другой поодаль. Девушки и парни
в венках. Старики и старухи кучками сидят под
кустами и угощаются брагой и пряниками.
В первом кругу
ходят: Купава, Радушка, Малуша, Брусило, Курилка,
в середине круга: Лель и Снегурочка. Мизгирь, не принимая участия
в играх, то показывается между народом, то уходит
в лес. Бобыль пляшет под волынку. Бобылиха, Мураш и несколько их соседей сидят под
кустом и пьют пиво. Царь со свитой смотрит издали на играющих.
— Это тесть! — проговорил пан Данило, разглядывая его из-за
куста. — Зачем и куда ему идти
в эту пору? Стецько! не зевай, смотри
в оба глаза, куда возьмет дорогу пан отец. — Человек
в красном жупане
сошел на самый берег и поворотил к выдавшемуся мысу. — А! вот куда! — сказал пан Данило. — Что, Стецько, ведь он как раз потащился к колдуну
в дупло.
Ловко также стрелять их
в лет, поднимающихся с небольших речек, по берегам которых
ходят охотники, осторожно высматривая впереди, по изгибистым коленам реки, не плывут ли где-нибудь утки, потому что
в таком случае надобно спрятаться от них за
кусты или отдалиться от берега, чтоб они, увидев человека, не поднялись слишком далеко, надобно забежать вперед и подождать пока они выплывут прямо на охотника; шумно, столбом поднимаются утки, если берега речки круты и они испуганы нечаянным появлением стрелка; легко и весело спускать их сверху вниз
в разных живописных положениях.
Собака с долгим чутьем, не гоняющаяся за взлетающей дичью, много поправит неудобства этой стрельбы: она сейчас потянет и тем издали укажет, где сидит вальдшнеп; охотник не
пройдет мимо и поставит себя
в такое положение, чтоб
кусты и мелкий лес не помешали выстрелам.
Последняя местность всего удобнее для двух охотников: они пойдут по обеим сторонам овражка, собака отправится
в кусты, а вальдшнепы будут вылетать направо и налево; по лесным же опушкам лучше
ходить одному, разумеется с собакой.
Он
ходил со мной подглядывать за птичками
в садовых
кустах и рассказывал, что они завивают уж гнезда.
В та поры, не мешкая ни минуточки, пошла она во зеленый сад дожидатися часу урочного, и когда пришли сумерки серые, опустилося за лес солнышко красное, проговорила она: «Покажись мне, мой верный друг!» И показался ей издали зверь лесной, чудо морское: он
прошел только поперек дороги и пропал
в частых
кустах, и не взвидела света молода дочь купецкая, красавица писаная, всплеснула руками белыми, закричала источным голосом и упала на дорогу без памяти.
Захотелось ей осмотреть весь дворец, и пошла она осматривать все его палаты высокие, и
ходила она немало времени, на все диковинки любуючись; одна палата была краше другой, и все краше того, как рассказывал честной купец, государь ее батюшка родимый; взяла она из кувшина золоченого любимый цветочик аленькой,
сошла она
в зеленые сады, и запели ей птицы свои песни райские, а деревья,
кусты и цветы замахали своими верхушками и ровно перед ней преклонилися; выше забили фонтаны воды и громче зашумели ключи родниковые; и нашла она то место высокое, пригорок муравчатый, на котором сорвал честной купец цветочик аленькой, краше которого нет на белом свете.
Садовник с ножницами
ходил около помятых вчерашним ветром
кустов сирени и отрезывал сломанные ветви; около куртин, ползая по мокрой траве, копались два мальчика
в ситцевых рубашках, подвязывавшие подмятые цветы к новым палочкам.
— Ну — дядю Михаила и молотком не оглушишь. Сейчас он мне: «Игнат —
в город, живо! Помнишь женщину пожилую?» А сам записку строчит. «На, иди!..» Я ползком,
кустами, слышу — лезут! Много их, со всех сторон шумят, дьяволы! Петлей вокруг завода. Лег
в кустах, —
прошли мимо! Тут я встал и давай шагать, и давай! Две ночи шел и весь день без отдыха.
Александр
прошел по всем комнатам, потом по саду, останавливаясь у каждого
куста, у каждой скамьи. Ему сопутствовала мать. Она, вглядываясь
в его бледное лицо, вздыхала, но плакать боялась; ее напугал Антон Иваныч. Она расспрашивала сына о житье-бытье, но никак не могла добиться причины, отчего он стал худ, бледен и куда девались волосы. Она предлагала ему и покушать и выпить, но он, отказавшись от всего, сказал, что устал с дороги и хочет уснуть.
Вот проведал мой молодец, с чем бог несет судно. Не сказал никому ни слова, пошел с утра, засел
в кусты,
в ус не дует.
Проходит час,
проходит другой, идут, понатужившись, лямочники, человек двенадцать, один за другим, налегли на ремни, да и кряхтят, высунув языки. Судишко-то, видно, не легонько, да и быстрина-то народу не под силу!
Я решил заняться ловлей певчих птиц; мне казалось, что это хорошо прокормит: я буду ловить, а бабушка — продавать. Купил сеть, круг, западни, наделал клеток, и вот, на рассвете, я сижу
в овраге,
в кустах, а бабушка с корзиной и мешком
ходит по лесу, собирая последние грибы, калину, орехи.
И Лукашка опять засвистал и пошел к кордону, обрывая листья с сучьев.
Проходя по
кустам, он вдруг остановился, заметив гладкое деревцо, вынул из-под кинжала ножик и вырезал. — То-то шомпол будет, — сказал он, свистя
в воздухе прутом.
Места, где деревья зелеными ветвями своими наклонились над водою, где гибкие
кусты омывают длинные листья свои
в прозрачных струях, тихо ропщущих от их прикосновения, благонадежны для уженья не очень раннего и не очень позднего: ибо
в это время рыба, уже поднявшись со дна,
ходит на умеренной глубине и очень любит держаться около зелени листьев.
По утрам должно удить на местах чистых, открытых или около трав;
в полдень, напротив (разумеется,
в летние жары), окунь любит стоять
в тени,
в корягах под
кустами, под навесом трав и лопухами; следовательно, надобно удить
в самых травах; вечером же окунь опять
ходит по местам чистым и открытым.
Вода и льдины
ходили уже поверх
кустов ивняка, покрывающих дальний плоский берег; там кое-где показывались еще ветлы: верхняя часть дуплистых стволов и приподнятые кверху голые сучья принимали издали вид черных безобразных голов, у которых от страха стали дыбом волосы; огромные глыбы льда, уносившие иногда на поверхности своей целый участок зимней дороги, стремились с быстротою щепки, брошенной
в поток; доски, стоги сена, зимовавшие на реке и которых не успели перевезти на берег, бревна, столетние деревья, оторванные от почвы и приподнятые льдинами так, что наружу выглядывали только косматые корни, появлялись беспрестанно между икрами [Льдинами.
Старый пень находился уже позади их. Челнок быстро несся к берегу. Сделав два-три круга, он въехал наконец
в один из тех маленьких, мелких заливов, или «заводьев», которыми, как узором, убираются песчаные берега рек, и засел
в густых
кустах лозняка. Мальчики ухватились за ветви, притащили челнок
в глубину залива и проворно соскочили наземь. Страх их
прошел мгновенно; они взглянули друг на друга и засмеялись.
Озеро находилось всего
в двух верстах от площадки, занимаемой Глебом: стоило только переехать Оку,
пройти четверть версты песками, усеянными
кустами ивняка, и еще три четверти версты лугами.
Аристарх. Вот теперь расставим людей. Вы двое на бугор, вы двое к мосту, да хоронитесь хорошенько за
кусты, — на проселок не надо, там только крестьяне да богомольцы
ходят. Вы, коли увидите прохожего или проезжего, так сначала пропусти его мимо себя, а потом и свистни. А вы, остальные, тут неподалеку
в кусты садитесь. Только сидеть не шуметь, песен не петь,
в орлянку не играть, на кулачки не биться. Свистну, так выходите. (Подходит к Хлынову).
Я гуляю
в своем парке (известно, как опасно помещику
ходить одному
в своем парке с тех пор, как нет крепостных садовников!), и вдруг из-за
куста — волк!
Поп ушел, и мы вышли на веслах
в тесноте сырых стен на чистую воду,
пройдя под конец каменную арку, заросшую
кустами.
Лежит Арефа недалеко от проезжей дороги
в кустах, а у самого темные круги перед глазами начинают
ходить.
Пройдя таким образом немного более двух верст, слышится что-то похожее на шум падающих вод, хотя человек, не привыкший к степной жизни, воспитанный на булеварах, не различил бы этот дальний ропот от говора листьев; — тогда, кинув глаза
в ту сторону, откуда ветер принес сии новые звуки, можно заметить крутой и глубокий овраг; его берег обсажен наклонившимися березами, коих белые нагие корни, обмытые дождями весенними, висят над бездной длинными хвостами; глинистый скат оврага покрыт камнями и обвалившимися глыбами земли, увлекшими за собою различные
кусты, которые беспечно принялись на новой почве; на дне оврага, если подойти к самому краю и наклониться придерживаясь за надёжные дерева, можно различить небольшой родник, но чрезвычайно быстро катящийся, покрывающийся по временам пеною, которая белее пуха лебяжьего останавливается клубами у берегов, держится несколько минут и вновь увлечена стремлением исчезает
в камнях и рассыпается об них радужными брызгами.
После обеда другие дрёмовцы видели неведомого человека за рекою, на «Коровьем языке», на мысу, земле князей Ратских;
ходил человек
в кустах тальника, меряя песчаный мыс ровными, широкими шагами, глядел из-под ладони на город, на Оку и на петлисто запутанный приток её, болотистую речку Ватаракшу [устар. негодный, неуклюжий — Ред.].
Когда же полдень над главою
Горел
в лучах, то пленник мой
Сидел
в пещере, где от зною
Он мог сокрыться. Под горой
Ходили табуны. — Лежали
В тени другие пастухи,
В кустах,
в траве и близ реки,
В которой жажду утоляли…
И там-то пленник мой глядит:
Как иногда орел летит,
По ветру крылья простирает,
И видя жертвы меж
кустов,
Когтьми хватает вдруг, — и вновь
Их с криком кверху поднимает…
Так! думал он, я жертва та,
Котора
в пищу им взята.
В эту пору особенного своего состояния рыба
ходит стаями и нередко поднимается так высоко, что верхние перья бывают видны на поверхности воды; рыбак, стоя неподвижно
в камыше, по колени и даже по пояс
в воде, или на берегу, притаясь у какого-нибудь
куста, сторожит свою добычу и вонзает острогу
в подплывающую близко рыбу.
Троп русачьих нет, потому что они живут по открытым степям и горам, где никакие
кусты и деревья не заставляют их
ходить по одному и тому же месту; но зато русаки иногда имеют довольно постоянные денные лежки
в выкопанных ими небольших норах,
в снежных сугробах или
в норах сурочьих; тут натоптываются некоторым образом такие же тропы, как и
в лесу, и на них-то ставят капканы; но по большей части ловят русаков на крестьянских гумнах, куда
ходят они и зимою кушать хлеб, пролезая для того,
в одном и том же месте, сквозь прясла гуменного забора или перескакивая через него, когда он почти доверху занесен снегом.
Отсюда роты развели
в разные стороны, чтобы охватить турок с флангов; нашу роту оставили
в резерве
в овраге. Стрелки должны были идти прямо и,
пройдя через
кусты, ворваться
в деревню. Турецкие выстрелы трещали по-прежнему часто, без умолку, но гораздо громче.
Много ли, мало ли времени
прошло, только видит помещик, что
в саду у него дорожки репейником поросли,
в кустах змеи да гады всякие кишмя кишат, а
в парке звери дикие воют. Однажды к самой усадьбе подошел медведь, сел на корточках, поглядывает
в окошки на помещика и облизывается.
Парень без шапки следом идёт и молчит.
Прошли огороды, опустились
в овраг, — по дну его ручей бежит,
в кустах тропа вьётся. Взял меня чёрный за руку, смотрит
в глаза и, смеясь, говорит...
— Господи, как вы глупы, Предпосылов! — закричала она. — Ступайте вон! Ступайте вон, ступайте вон и не смейте подслушивать, я вам приказала далеко стоять!.. — затопала она на него ножками, и когда уже тот улизнул опять
в свои
кусты, она все-таки продолжала
ходить поперек дорожки, как бы вне себя, взад и вперед, сверкая глазками и сложив перед собою обе руки ладошками.